Языковая игра

– определенный тип речевого поведения говорящих, основанный на преднамеренном (сознательном, продуманном) нарушении системных отношений языка, т.е. на деструкции речевой нормы с целью создания неканонических языковых форм и структур, приобретающих в результате этой деструкции экспрессивное значение и способность вызывать у слушателя/читателя эстетический и, в целом, стилистический эффект (см.). Чаще всего Я. и. связана с выражением в речи комических смыслов или с желанием создать "свежий, новый образ". Я. и. свойственна преимущественно разг., публиц. и худож. стилям речи.

Термином "языковая игра", введенным в лингвистику Л. Витгенштейном, обозначается специфическое употребление языковых единиц, осознанное говорящим в функциональном отношении, т.е. соотнесенное со сферой общения. Я. и. связана с активностью языковой личности и способностью творчески использовать языковые знания.

Понимание Я. и. вне креативной деятельности невозможно, т.к. 1) способность субъекта к яркому, необычному, эффектному употреблению слова (или выражения) всегда вторична по отношению к знанию языковой системы и владению ее нормативными связями, т.е. умение "играть словом" предполагает владение стилистическим аспектом языка; 2) "игровой" момент в речевом общении может появиться лишь тогда, когда говорящий осуществляет целенаправленный поиск приемов разрушения конвенциональных языковых структур и связанных с ними стереотипов речевого восприятия; 3) Я. и. всегда адресна: будучи целенаправленной и продуманной именно как эффектный вариант языкового употребления, она не может состояться как таковая без понимания ее адресатом; 4) Я. и. всегда направлена на создание в языковой (речевой) структуре нового смысла, незнакомого ранее слушателю/читателю.

Я. и. является одним из многочисленных вариантов реализации стилистического задания (см.), которое планируется и осуществляется говорящим с целью достижения определенного стилистического эффекта – компонента стилистической структуры коммуникативного акта, или "узуально-стилевого комплекса" (термин Т.Г. Винокур): стилистическое задание – стилистическое значение – стилистический эффект. В рамках речевого узуса стилистическое значение (см.) служит звеном, объединяющим данную оппозицию на основе причинно-следственной связи.

Критерием разграничения фактов Я. и. и речевых ошибок является языковая и – шире – стилистическая компетенция говорящего. В отличие от речевых ошибок Я. и. строится благодаря знанию системных языковых связей и владению стилистическими закономерностями употребления единиц языка, а также учету жанровой специфики речепроизводства. Я. и. имеет двойную направленность: это языковое и собственно речевое явление, ибо для реализации Я. и. первостепенное значение имеет умение творчески нарушить (перестроить) усвоенные модели стандартного употребления языка; ср. известную строку А.С. Пушкина: "Без грамматической ошибки я русской речи не люблю". В связи с этим можно говорить о том, что Я. и. – это явление функционально-стилистическое (см.).

Эффект Я. и. основывается на ассоциативном потенциале слова – ассоциативной валентности слова, допускающей варьирование при совмещении его плана выражения и плана содержания и – как результат – различную интерпретацию его значения (Гридина, 1996, с. 33–63). В контексте реализуется та или иная частная ассоциативная валентность слова – фонетическая, семантическая, лексическая, словообразовательная, синтаксическая. Каждая из этих частных валентностей выступает как тот или иной механизм Я. и. Кроме того, ассоциативная природа Я. и. свидетельствует о том, что важным средством ее создания в речи является метафора (см. Стилистические ресурсы лексики, или лексическая стилистика).

На фонетическом уровне Я. и. реализуется с помощью таких приемов, как анаграмма, палиндром, звукоподражание, звукосимволика, а также различные фоносемантические сближения слов. Напр.: анаграмма (высказывание, характеризующееся тождеством звукового состава лексем при различии сочетаемости и последовательности фонем) – На дворе трава, на траве дрова; Купи кипу пик; Шла Саша по шоссе и сосала сушку и т.п.; палиндром (сохранение одного и того же смысла слова/фразы при чтении слева направо и справа налево) – Ишак ищет у тещи каши; А роза упала на лапу Азора; топот; шалаш и т.п.; омофоническое сближение слов (эффект "ослышки", основанный на омофоническом переразложении слов в потоке речи) – Бабушка дочитывает сказку внуку: "Стали они жить-поживать и добра наживать". Дослушав, внук спрашивает: "Бабушка, а какого они жевали добрана?"; Купи мне безе! – Зачем тебе, ты и без Бизе Кармен; и т.п.; омонимическое сближение слов (несоответствие значений сопоставляемых слов, основанное на омонимии) – Когда мальчика называют женским именем? – Когда он соня; Какой город летает? – Орел; "Ты, Петька, что пишешь?" – "Оперу, Василий Иванович". – "Какому такому оперу?!" (анекдот); Пардону просим – ассоциативная замена рус. "прощение" на франц. "pardon"; автомобиль иностранной марки "Grand cherokeе" шутливо называется в народе широкий-широкий (ср.: ‘grand’ – в переводе с англ. ‘большой, огромный’ и ‘cherokeе’, выступающий здесь как фонетический аналог рус. ‘широкий’); строитель – ассоциативное объединение значений ‘человек, работающий на стройке’ и ‘любящий выпить на троих, строи́ть’; кролик – пловец, специализирующийся в плавании кролем; кармен в значении ‘шофер’ (результат соединения англ. car – ‘автомобиль’ и man – ‘мужчина’) и т.п.; паронимическое сближение слов (сдвиг в оценочной квалификации обозначаемого, выявляющий оценочный парадокс) – Прихватизация (ассоциативное объединение разных значений при осмыслении приватизации как стремления схватить, украсть, присвоить); календурь (вместо ‘календарь’ при подчеркивании его комического, шутливого содержания); Дрязги шампанского (вместо ‘брызги’); Бредни губернатора (вместо ‘будни’); расшифровка аббревиатуры ООО как ‘Общество с безграничной безответственностью’ (вместо ‘Общество с ограниченной ответственностью’) и т.п.

На морфологическом уровне Я. и. основана на сознательном нарушении фономорфологического восприятия лексических единиц, напр.: Супостат – ‘остатки супа’; папазол – ‘трезвый отец’; барсук – ‘бар для собак’; Музыкайфная волна – ‘молодежная музыкальная волна’; "Комсомольская правДа!"; Эльдорадио от ‘эльдорадо’ и т.п.

На лексическом уровне Я. и. создается благодаря несовпадению семантического наполнения мотивирующей и мотивированной основ в акте словообразования, напр.: Опять уже остограмились!; Здесь в городе он совсем обынтеллигентился; Обычайное дело (от ‘необычайное происшествие’); Желтопресная газета (от ‘желтая пресса’); Фешемебельные апартаменты (от ‘фешенебельные’) и др.

Кроме того, Я. и. реализуется в высказывании с помощью перестройки синтаксических связей, когда ключевым инструментом создания "нового образа" являются контекст и создаваемая им потенциальная вариантность семантики слов, словосочетаний, а также смысловых отношений между частями предложения. В последнем случае Я. и. создает "эффект обманутого ожидания": прогнозируемый реципиентом смысл фразы разрушается за счет нетипичного (неожидаемого) порядка слов или введения нетипичных для данной синтаксической конструкции лексических компонентов. Напр.: Курить я буду, но пить не перестану (каламбур); Наш человек всегда там, где трудно. Трудно всегда там, где наш человек (каламбур) и т.п.

Важным свойством Я. и. этого типа является то, что, начинаясь как деструкция строя предложения, она (Я. и.) оказывается явлением именно текстовым: сам факт игры становится понятными только из всего окружающего контекста или даже целого текста (ср. "деструктивный" язык текстов А. Платонова). Именно на этом уровне Я. и. в полной мере реализует свой деятельностный, творческий характер благодаря способности "синтаксически деструктивных" единиц распространять комический или сатирический смысл на более широкое текстовое пространство вплоть до создания особой художественной концепции. В качестве текстовых средств Я. и. часто выступают различного рода каламбуры, многозначные лексемы, точное значение которых (чаще всего нетипичное для них) проясняется только окружающим контекстом, а также особые, концептуально продуманные автором случаи нарушения нормативных синтаксических связей. Напр.: Почему у вас ягоды зеленые? – Потому что они еще зеленые (каламбур); На столе у нас обычно была закуска типа "Я тебя умоляю" (В. Ерофеев); Вчерашний день, таким образом, помаленьку высветлялся – в смысле ‘в мутном и вязком от похмелья сознании Степы Лиходеева прояснялись события вчерашнего дня’ (М. Булгаков); Пожилой товарищ делает нам залегание по вопросу необходимого стыда для власти; Дванов не знал, куда думать (А. Платонов) и т.п.

Лит.: Винокур Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. – М., 1980; Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. – М., 1985; Уварова Н.Л. Логико-семантические типы языковой игры (на материале английской диалогической речи). Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Горький, 1986; Арутюнова Н.Д. Ненормативные явления и язык // Язык и логическая теория. – М., 1987; Норман Б.Ю. Язык: знакомый незнакомец. – Минск, 1987; Телия В.Н. Метафора как модель словопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. – М., 1988; Фуко Б. Лингвистические структуры, порождаемые игрой слов // РЖ "Общественные науки за рубежом. Языкознание". – 1990. – №6; Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. – Екатеринбург, 1996.

Н.В. Данилевская