- Славянизмы, или церковнославянизмы, старославянизмы
- как стилистические средства русского литературного языка – слова или обороты, заимствованные рус. языком из старославянского или из более позднего церковнославянского языка русской редакции. Основная масса С. вошла в рус. язык с принятием христианства (конец X–XI вв.) и в период т.н. второго южнославянского влияния (конец XIV–XV вв.).Лексические С. могут содержать фонетические и словообразовательные признаки принадлежности к старославянскому языку. Ср.: брег, храм (неполногласие) – пророк, святой (без специальных фонетических и морфемных примет).Главными фонетическими признаками С. являются следующие: 1) т.н. неполногласные сочетания ра, ла, ре, ле между согласными, соответствующие русским полногласным сочетаниям оро, оло, ере, ело(оло) (град – город, злато – золото, древо – дерево, млеко – молоко); 2) сочетания ра, ла в начале слова перед согласными, соотносительные с русскими ро, ло (равный – ровный, ладья – лодка); 3) сочетание жд и звук щ (из ш’т’) на месте русских ж и ч (чуждый – чужой, нощь – ночь); 4) е в начале слова, соответствующее русскому начальному о (единый – один).К словообразовательным признакам С. относятся некоторые префиксы, например: из- выделительного значения, соотносительный с префиксом рус. происхождения вы- (избрать – выбрать); воз- в соответствии с русским за- (возгореться – загореться); префикс низ- (нис-), синонимичный русскому с- (нисходить – сходить); во-, со- (рус. в-, с-); некоторые суффиксы существительных: -ствие (странствие), -знь (жизнь), -ыня (гордыня) и др. Нередко аффиксы отражают характерные для С. фонетические явления: префиксы пре-, пред-, чрез- являются неполногласными эквивалентами рус. префиксов, старославянскими по происхождению являются суффиксы причастий -ущ-, -ющ-, -ащ-, -ящ-. К словообразовательным элементам, типичным для С., относятся и первые части сложных слов благо-, добро-, зло- и нек. др.: благоразумие, добродетель, злословие.Будучи заимствованиями из письменных текстов главным образом церковного характера, С. за время функционирования в рус. языке претерпели семантические преобразования, в большинстве случаев утратив свойственное многим из них прежнее религиозное содержание. При этом С. могли вытеснить древнерусские эквиваленты (благо; ср. тот же корень в названии Бологое), либо разойтись с ними в значениях (гражданин – горожанин), либо стать стилистическими вариантами (глас – голос).Многие С. лишились книжной окраски и вошли в фонд нейтральной лексики: власть, вред, пещера, сладкий, среда и др. Однако большое количество С. сохранило книжный характер, оттенок возвышенности: бремя, всемогущий, грядущее, предтеча, созидание и др. Фонетический облик таких слов, их семантика несут в себе экспрессивно-эмоциональный заряд, делающий эти лексические единицы стилистически окрашенными средствами языка. Они употребляются в основном в публиц. устной и письменной речи для придания ей торжественности, патетичности, в худож. произведениях – для создания исторического колорита (напр.: "древний городок с детинцем и златоверхими теремами" – Б.Л. Пастернак. Доктор Живаго) или речевой характеристики персонажей ("– Ступай, – говорила ворожея Агафье, – корову твою отчитала я – выздоровеет. Молись Божьей Матери. Се бо света чертог…" – Там же). В публиц., худож. и разг. речи встречается также пародийное использование С., придающее высказываниям ироническую окраску (напр.: не соизволил прийти, соблаговолите ответить). Ироническое и сатирическое употребление С. стало традицией в XIX в. В произведениях критической направленности широко использовался прием намеренного столкновения С., носивших яркую книжно-архаичную окраску, с просторечной лексикой ("Много в том месте, злачнем и прохладнем, паразитов" – Н.Г. Помяловский. Очерки бурсы).В XVIII–XIX вв. С. использовались главным образом для создания высокого стиля – одного из "трех штилей", система которых была описана М.В. Ломоносовым и просуществовала до пушкинской эпохи (см. Трех стилей теория). Ломоносовское понятие стиля имело прежде всего экспрессивно-жанровый характер. Высокий стиль, закрепленный за литературными жанрами, предназначенными для "речей о важных материях", характеризовался ориентацией на языковые единицы соответствующей (торжественной) стилистической окраски.Среди лексических С. с окраской возвышенности особую группу составляют т. н. поэтизмы (см.): десница, ланиты, лобзать, очи, перси, перст и др. К этой группе С. относятся и многие слова с неполногласием и другими фонетическими приметами старославянского языка: власы, врата, младость, хлад, елени, могущ и т.п. С XIX в. их функционирование связано прежде всего со стихотворными жанрами ("…Перстом невидимым свои невидимы черты на них Судьба уж написала"; "…И вдруг стоят пред ним чертоги…"; "…Торжественный поющих глас…" – В.А. Жуковский. К Воейкову; "Навис покров угрюмой нощи…", "Блеснул кровавый меч в неукротимой длани…"; "…Над ним сидит орел младой" – А.С. Пушкин. Воспоминания в Царском Селе; "Там погружались в хладный сон воспоминанья величавы…"; "Как часто по брегам твоим бродил я…"; "…Как ты, могущ, глубок и мрачен…"– А.С. Пушкин. К морю). До наст. времени С. этой группы, давно перешедшие в разряд архаизмов, сохраняют колорит поэтичности и не характерны для других стилей, кроме художественного.Велика роль А.С. Пушкина в решении проблемы использования С. в рус. лит. языке. В сочинениях Пушкина за С., не ушедшими к тому времени из лит. языка, окончательно закрепляются разнообразные стилистические функции, сохранившиеся за ними до сих пор: 1) традиционная функция придания тексту торжественности, возвышенности ("Перстами легкими как сон моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы…" – "Пророк"); 2) выражение гражданской патетики, обличительного пафоса (обличение угнетателей – продолжение традиции А.Н. Радищева и поэтов-декабристов): "Тираны мира! Трепещите! А вы, мужайтесь и внемлите, восстаньте, падшие рабы!" ("Вольность"); 3) пародирование, создание комического эффекта: "Пошли нам, Господи, греховным, поменьше пастырей таких, – полублагих, полусвятых" ("На Фотия"); 4) историческая стилизация: "И он промчался пред полками, могущ и радостен, как бой" ("Полтава"). Новаторским в литературной практике Пушкина было явление нейтрализации (ассимиляции) церковнославянизмов, отражающее одну из основных тенденций пушкинского языка – к взаимодействию и смешению С. и русских литературных и разговорно-бытовых выражений. С. перестают восприниматься как элементы церковно-книжного языка, сталкиваются с рус. словами: "Зима! Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь" ("Евгений Онегин"), обрастают "светскими" переносными значениями: "Там скука, там обман и бред; в том совести, в том смысла нет. На всех различные вериги" (там же). Процесс нейтрализации С. был очень важен для развития рус. лит. языка, С. органично входили в ткань рус. речи, обогащая запас нейтральной лексики.В рус. языке помимо лексических имеются фразеологические С.: бразды правления, во время о́но, глас вопиющего в пустыне, исчадие ада, кладезь премудрости, притча во языцех, святая святых, хранить как зеницу ока и др. Напр.: "Притчей во языцех были состоятельность его купечества и фантастическое плодородие его почвы" (Б.Л. Пастернак. Доктор Живаго). Ср. ироническое употребление фразеологизма: "Это тетка Ливерия, местная притча во языцех и свояченица Микулицына…" (там же). Фразеологические С., как правило, сохраняют оттенок книжности, хотя некоторые из них нейтрализуются (ради бога, всей душой и др.).С. как отдельный стилистический пласт, как особая стилистическая категория в совр. рус. языке уже не существуют. Особую стилистическую роль играют лишь те С., которые являются архаизмами. Однако архаизмами могут быть не только старославянизмы, но и исконно русские слова, и заимствования из самых разных языков. И все же значение С. как стилистических средств рус. лит. языка чрезвычайно велико, прежде всего потому, что именно они традиционно составляют ядро книжной лексики и фразеологии с окраской возвышенности, риторичности.Лит.: Шахматов А.А. Очерк совр. рус. лит. языка. – 4-е изд. – М., 1941; Виноградов В.В. К истории лексики рус. лит. языка. – Русская речь. Новая серия, I. – Л., 1927; Его же: Очерки по истории рус. лит. языка XVII–XIX вв. – 2-е изд. – М.; Л., 1938; Винокур Г.О. Избр. работы по рус. языку. – М., 1959; Левин В.Д. Очерки стилистики рус. лит. языка конца XVIII–начала XIX в. Лексика. – М.; Л., 1964; Горшков А.И. История рус. лит. языка. – М., 1969; Ильинская И.С. Лексика стихотворной речи Пушкина. "Высокие" и поэтические славянизмы. – М., 1970; Замкова В.В. Славянизм как стилистическая категория в рус. лит. языке XVIII в. – Л., 1975; Мещерский Н.А. История рус. лит. языка. – Л., 1981; Арапова Н.С. Славянизмы // ЛЭС. – М., 1990; Колесов В.В. Общие понятия исторической стилистики // Историческая стилистика рус. языка. – Петрозаводск, 1990; Тарланов З.К. О предмете и задачах исторической стилистики рус. языка (там же); Кожина М.Н. Стилистика рус. языка.– 3-е изд. – М., 1993; Копорская Е.С. Славянизмы // Энц. Рус. яз. – 2-е изд. – М., 1997.Т.Б. Трошева
Стилистический энциклопедический словарь русского языка. — М:. "Флинта", "Наука". Под редакцией М.Н. Кожиной. 2003.